Cведения о танцах у европейских народов в средние века, начиная с первых веков христианства до XV ст., то есть до эпохи Возрождения, настолько перепутаны, что разобрать их по отдельным национальностям представляется невозможным. Существовали, конечно, народности, имевшие свои специальные танцы, вылившиеся в определенную характерную форму; но вместе с тем имеется и масса совершенно одинакового свойства танцев, встречаемых у разных народов, очевидно заимствовавших друг у друга подходившие для них темпы и движения во время плясок. Один «танец мечей» в достаточной мере показывает, как разнообразно было его исполнение в разных странах, а между тем всюду он имел одинаковое значение. Нивелировка и подбор танцев, относящихся к этим отдаленным временам, были бы излишним и непроизводительным трудом, переполненным многими повторениями, которых, во всяком случае, избежать будет невозможно, так как влияние христианства в одинаковой степени сказалось как во Франции, Германии, так и в других государствах, принявших христианскую веру.
Ввиду этого, не придерживаясь строго хронологического порядка, мы ограничимся общим обзором танцевального искусства в средние века. Прежде всего коснемся тех особенностей, которые вошли в обиход Церкви и имели прямое или косвенное отношение к хореографическому искусству.
Христианство вложило в мир новую душу. Суровый покров существа христианской религии хотя и медленно, но прочно заменял вечно улыбающееся искусство эллинов, оттеняя жизнерадостную картину античного танца с его символическим экстазом.
С введением христианства постепенно изменились нравы и обычаи. Танцы с песнопением в честь языческих божеств, конечно, должны были также утратить свой прежний характер, но уничтожение древнего культа совершалось не сразу.
Язычники, в силу традиций, перенесли в новую, христианскую веру и значительную часть своих обрядов. Вместе с песнопением в обиход христианского богослужения перешли и танцы, от которых долго не могли отрешиться новообращенные, полагавшие, что наилучшим способом воздания почета Богу могут служить только танцы. Вследствие этого праздники язычников сделались такими же священными днями и для христиан, чему отчасти способствовало совпадение многих торжеств: так, например, Сатурналии совпадали с днями Рождества Христова и пр.
Долго продолжался компромисс христианской Церкви с язычеством, долго продолжалась связь христианских понятий с языческими представлениями, сохранившимися не только в поэтических сказаниях народов, но и в танцах, то есть в наружных проявлениях чувственных образов языческой эпохи.
Само духовенство смотрело снисходительно на этот вид прославления Бога. Оно обосновывало свою терпимость на словах Библии «хвалите Господа» в пении, плясках и пр.
Праздничные, мирные танцы в храмах происходили преимущественно в городах, где имели местопребывание епископы. Сюда собирались новообращенные христиане, и духовные власти наблюдали за порядком и благочинием при танцах. Имеются сведения, что Иоанн Златоуст, бывший в конце IV в. патриархом в Константинополе, даже лично принимал участие в подобного рода скромном развлечении, имевшем чисто божественный характер.
Точно так же, не забывая языческих верований, христиане первых веков водили хороводы и в местах упокоения мучеников. Долго, однако, не могли они свыкнуться с порядком, соблюдаемым при христианском богослужении. В храмах женщины обязаны были сидеть за перегородкой отдельно от мужчин. Точно также раздельно оба пола водили свои праздничные хороводы в храмах, и притом настолько благопристойно, что язычники, глядя на колебательные, медленные движения христиан, называли христианские танцы не веселыми, а скорбными праздниками.
От язычества перешел и обычай угощать в храмах едой и питьем, которые приносились богатыми для раздачи бедным, бесприютным и вдовам. Во время угощения совершались песнопения и водили хороводы.
В течение довольно длительного периода времени такие сборища оставались в скромных пределах. Духовенство даже само поощряло наивные по своей простоте праздники, доставлявшие исключительно душевное и безмятежное наслаждение. В то время в храмах обыкновенно, в дни печали и скорби, молились Богу, стоя на коленях. В дни же счастья и радости христиане молились стоя. Этот род молитвы был как бы прелюдией к установившимся впоследствии дальнейшим движениям молящихся, которые принято было называть «танцами».
Между тем движения эти, в сущности, не имели ничего общего с современными танцами. Взад и вперед ходили молящиеся по прямой линии или по окружности, при этом то поднимали, то опускали руки, возводя очи к небу. Подобные движения, прозванные «танцами», были просты, крайне сдержанны и имели чисто молитвенное значение.
Со временем нравы начали портиться. Прежняя святая простота уступила место порочным инстинктам. Так как религиозные танцы происходили преимущественно по ночам у церковной ограды, то собрания эти стали превращаться в места любовных свиданий. Религиозность служила только ширмой для амурных похождений. Плавные танцы с возведением очей к небу превратились в движения самого игривого свойства.
От первых веков христианства сохранились церковные песни, из текста которых видно, что «непорочные ангелы» в венках на голове и с пальмовыми ветвями в руках танцевали «на небесах». К первым же векам относят и песнопение с хороводом девственниц, танцевавших вокруг Христа, их божественного Жениха.
Точно так же долго просуществовал в средних веках танец девственниц,- во время Святок,- медленно двигавшихся с Божественным Младенцем вокруг священного алтаря. Благодаря таким песнопениям, первые христиане, в своей наивной простоте, усматривали в своих хореографических упражнениях только одно подражание ангелам на небесах. Увенчанные цветами, с ветвями в руках, они, подобно небожителям, танцевали вокруг алтарей, воспевая хвалу Богу. В их воображении все святые и мученики представлялись не иначе как сплотившимися в хоры для своих триумфальных танцев и для прославления небесного милосердия.
Языческие верования, хотя и сглаживались постепенно, пустили такие глубокие корни, что следы древних суеверных обрядов сохранялись еще очень долгое время.
Сознавая, что строгие запретительные меры могли послужить во вред развивающемуся христианству, духовенство смотрело снисходительно на остатки языческих обрядностей, частью перешедших в христианские праздники.
Духовные лица оказывали даже покровительство таким пляскам, исполнявшимся при различных случаях, касавшихся домашней и деловой жизни народа. В присутствии духовных лиц допускались танцы в честь зарождения весны, по окончании жатвы в полях и лесах, где сохранялись воспоминания о присутствии какого-либо языческого божества.
Совмещение новой религии с отживающими верованиями сильно способствовало укреплению христианского духа. Даже в значительно позднейшие времена император Константин Великий, по введении христианской веры в империи, не только не подвергал запрету некоторые языческие обычаи, но даже заставлял исполнять при своем дворе нечто вроде балетного представления, в котором изображались разные земные символы с танцами.
Наш русский великий князь Владимир Красное Солнышко, уже принявший христианство, также допускал в народе разные древние обычаи, «по устроению дерню и точу».
Благодаря такой терпимости, и в славянской Руси имена языческих богов переводились на имена святых. Свойства богов-покровителей переносились народом на покровителей святых угодников. Перун — Илья-пророк, Купальница — святая Агриппина; вместо изверженного бога «скотия» Волоса — святой Власий и пр. Образовались чисто языческие празднества Купала, Радоница, Русалья неделя и другие праздники, во время которых собирался народ и, по словам летописца, «умножалось великое пьянство, и бесовское глумление, и скоморошество с всякими бесовскими играми и плясками».
Некоторые русские бытописатели находят, что эти русские игрища имели сходство с древнегреческими. Они говорят, что народ «водил хороводы». (Употребляли слово чисто эллинского происхождения от «хорос» — «пляска» или от «хорорахеш», то есть «выступаю в хоре»).
Вообще, следует заметить, что славянская мифология нередко и притом очень упорно сравнивается с греческими и римскими мифами. Не отрицая правдивости такого сравнения, нельзя, однако, не отметить, что хореография, игравшая такую видную роль в греческом мифотворчестве, не оставила по себе никаких следов у славян.
Хороводы на Руси и разные карпатские «коло» были только слабыми намеками на искусство у славян. Что же касается хороводных танцев, то, действительно, древние русские былины дохристианского периода вполне подтверждают их существование. И до настоящего времени, в течение веков, хороводы эти остались неизменными в своей первобытной простоте. Как ни отрывочны позднее внесенные в народный эпос указания на пляски, но они, во всяком случае, свидетельствуют о существовании разных видов развлечения, а в их числе и плясок.
У Владимира-Солнышко праздник идет,
Пированье идет, ликованье,
С молодицами гридни ведут хоровод,
Гуслей звон и кимвалов бряцанье;
Молодицы, что светлые звезды горят,
И под топот подошв, и под песенный лад,
Изгибайся, ходят красиво,
Вообще же нельзя не отметить, что русское народное творчество вышило немало поэтических узоров на тему о плясках. Это служит ярким указанием на то, что хореография, хотя и в крайне примитивной форме, играла не последнюю роль в жизни наших предков. Точные указания о плясках имеются в былине о «Садко, богатом госте». Приветствуя опустившегося на дно гостя Садко, морской царь, между прочим, говорит:
«Сведали мы, царь, что ты хитрец большой,
А мы охочи в старости скакать, плясать..»
Тут взял Садко в руки свои гусельцы,
Картинно и красиво описана народная пляска в эпической песне о Потоке-богатыре. Не менее картинно представлены образцы русской пляски в переложениях русских сказок, сделанных разными поэтами. Как это ни лестно для славянской хореографии, но следует признать, что эти описания составляют не более чем плод фантазии поэтов.
Пустил в ход персты по звонким струнам, Пустился в пляс грузный царъморской.
Вот играет Садко уж день и ночь,
Играет земной гусляр и день другой,
Гремят его гусли о третий день, —
Обращаясь снова к принявшим христианство племенам, сплотившимся в разные государства Западной Европы, нетрудно усмотреть, что духовенство, гласно порицая танцы, в то же время само вводило в богослужение такой церемониал, который имел много общего с танцевальными действиями угасшей языческой религии. Отцы Церкви оправдывали танцы ссылкой на послания святого апостола Павла, где имеются тексты, которыми танцы разрешаются.
