Соперница Камарго, красивая, с изящной фигурой и изобретательным умом танцовщица Салле составила себе крупное имя в истории хореографии. Она первая добилась того, что балет вышел из ряда грациозных и блестящих упражнений, став самостоятельной хореографической поэмой с последовательным развитием фабулы, объясняемой пантомимными действиями артистов.
Салле была ученицей танцовщицы Прево. Четырнадцати лет от роду она дебютировала на сцене Королевской Академии, заменив внезапно заболевшую учительницу. Этот случайный дебют однако остался без последствий.
В 1730 г. Салле покинула Париж и через несколько месяцев снова возвратилась в Академию, которую не покидала до конца 1732 г. За это время она делила успех с Камарго, с которой танцевала «pas de deux» в разных «entrees».
В 1734 г. она отправилась в Лондон, где поставила балеты собственного сочинения — «Пигмалион» и «Вакх и Ариадна». Постановкой этих мимических произведений с выразительными танцами Салле заняла видное место в истории хореографии. С того времени она постоянно стремилась к созданию такого рода танцев, где мимика должна была занимать первенствующее место. В 1735 г. была поставлена в Лондоне опера «Alcine», в которой Салле сочинила дивертисмент, где сама исполнила роль купидона. Тут артистку постигла неудача: мужской костюм не шел к ее фигуре; божок любви в лице Салле не понравился, и англичане даже освистали его. Тогда Салле немедленно вернулась во Францию, где в течение всего года появлялась на сцене почти всегда солисткой; только изредка танцевала «pas de deux» со своим неизменным партнером Дюмуленом.
Артистическая карьера Салле была очень разнообразна. Она постоянно стремилась к созданию чего-либо нового, а потому несколько раз покидала Париж и ездила в Лондон, где ее постоянно ожидал полный триумф. После одной кратковременной поездки в Лондон, Салле в 1727 г. начала свою карьеру в Парижской Королевской Академии. Она дебютировала в балете «Les amours des dieux», протанцевав «pas de deux» с Дюмуленом. Затем, в течение трех лет, оставалась в Академии, участвуя в то же время и в придворных спектаклях. За это время она исполняла очень разнообразные роли нимф, крестьянок, наяд, граций, пастушек, участвуя в целом ряде как новых, так и возобновленных опер-балетов: «Альцест», «Те-сей», «Беллерофон» и пр. Нередко она танцевала вместе со своей учительницей Прево и со своей соперницей Камарго.
Салле не покидала Королевской Академии до 1747 г. За это время она имела бесконечное число пререканий с дирекцией, кончавшихся, однако, в ее пользу. В этом году она вышла в отставку с пенсией в 1200 ливров.
Из краткого описания деятельности Салле видно, что жизнь ее была преисполнена всевозможных треволнений, и ей все-таки не удалось осуществить своей заветной мечты, т. е. водворения на сцене пантомимного балета с выразительными танцами.
При жизни своей Салле не всегда была оценена достойным образом. Тогдашний ценитель искусства в газете «Меркурий» относился к Салле очень равнодушно; он только отмечал ее появление на сцене и на похвалы был очень скуп. Между тем ее сопернице Камарго «Меркурий» пел бесконечные дифирамбы.
Соперничество Салле и Камарго имело свою хорошую сторону. Благодаря появлению этих двух артисток образовались в хореографии две школы, которые утвердились настолько, что даже до настоящего времени соперничают друг с другом.
При таких условиях возобновили целый ряд опер-балетов: «Альцест» (1723), «Танкред» (1729), «Тесей» (1729), «Телемак» (1730). В них появлялись в отдельных выходах, как солистки, Пре-во, Салле и Камарго. Но звезда Прево начинала уже меркнуть. Ярко же блестела своей техникой Камарго, а Салле по-прежнему оставалась строго классической артисткой.
Соперничество балерин росло из года в год. Так, Камарго протанцевала «Les caracteres de la danse», где в полном блеске выказала изумительную виртуозность. Чтобы не отстать от соперницы, Салле придумала новенькое и исполнила тот же танец, но не одна, а с кавалером — танцовщиком Лавалем. Тут она имела возможность показать выразительность ее мимики, заменявшей с избытком недостаток техники. Тем не менее, благодаря блеску исполнения, Камарго имела более поклонников, чем Салле.
Не довольствуясь Парижем, недостаточно ценившим талант Салле, она отправилась пожинать лавры в Англию. Тут сказалась справедливость пословицы, что никто не бывает пророком в своем отечестве. Так случилось и с Салле; она составила себе громкую репутацию не на своей родине, а в Лондоне. Королева, увидав ее танцы, была обворожена, заявив, что будет обучать таким танцам всех своих дочерей.
К этому времени относятся стихи Вольтера, страстного поклонника Салле:
О ты, дочь Терпсихоры, юная Салле, Оскорбил тебя Париж; зато Лондон у ног твоих.
Салле имела восторженных поклонников ее таланта, в числе которых был и Новер.
«Нельзя,- говорит он,- забыть наивное и подвижное лицо этой артистки. Что она ни творит, все дышит грацией; девственность, резвость, шаловливость артистки никогда не исключали благородства и гармонической красоты, нежных, хотя и сладострастных, но всегда пристойных движений этой чарующей артистки. Она не щеголяла блеском техники, но виртуозность исполнения заменялась природной, трогательной грацией. У Салле все просто, трогательно, грациозно. Лицо ее всегда благородно, выразительно и умно. Танцы ее преисполнены нежности и тонкого чувства, не прыжками, не скачками завоевала она сердца зрителей».
Это был намек на Камарго. Благодаря такому отзыву, следует признать, что Салле была прекрасною мимической артисткой, не признававшей резких прыжков и движений на сцене. Тем не менее она не стеснялась выступать в балете «Amours des deesses», танцуя «pas de deux» совместно с виртуозкой Камарго, однако публика совершенно одинаково награждала рукоплесканиями обеих артисток, не делая между ними никакого различия.
По возвращении Салле в Париж, талант ее снова возбудил массу толков в сравнении с Камарго. В 1731 г. был возобновлен «Венецианский праздник». Во втором действии этого балета она протанцевала мюзет, пассепье и «pas de deux» со знаменитым Дюпре. Газета «Меркурий» на этот раз смягчилась, и об этом балете был дан вполне благоприятный отчет: «Балет хорошо охарактеризован, а Салле танцевала с грацией и тонкостью превыше всяких похвал».
Борьба партий в публике продолжалась. Сочиняли стихи, памфлеты, в которых порицая одну, превозносили другую. Приводили слова Монтеня, говорившего, что «труднее писать с изящною простотою, чем блистать изысканным, надутым стилем, который дается не талантом, а трудом». Салле была изящная простота, а Камарго — надутый стиль.
Вольтер написал целый ряд стихов, где старался помирить оба враждующих лагеря.
Знаменитый живописец Ланкре написал сначала портрет Камарго, а затем, чтобы не оскорбить Салле, блестяще написал и ее портрет. Об этом портрете Вольтер заметил, что хотя он и не имеет значительного сходства с оригиналом, но написан лучше, чем портрет Камарго.
Будучи щедро одарена природой, Салле — поэт, танцовщица, артистка и музыкантша — вышла замуж за скромного танцовщика Итальянской комедии Лелио и совершенно предалась своему искусству, не обращая внимания на своих поклонников.
Салле задумала заменить оперные дивертисменты цельными хореографическими представлениями. Вставляемые в оперы разные пассепье, паскайли она решила заменить танцевальными сценками с развивавшимся драматическим действием. Блистательно исполняла она «Les caracteres de la danse», и шумный успех имела она в сочиненном ею танце «Les caracteres de Гатоиг», где Салле выражала разные роды страстной любви. Кроме того, она создала выразительные танцы в «Празднествах Гебы», в «Греческих и римских празднествах» и др., где кроме техники требовалась и выразительная мимика. В ее голове таился зародыш настоящего пантомимного балета, т. е. того балета, который только через 30 лет после Салле получил, при Новере, право гражданства на сцене.
Художественные новшества Салле, однако, наткнулись на непреодолимые препятствия. Для их осуществления необходимо было реформировать всю Оперу. Ради соблюдения экономии директора Оперы, конечно, не могли согласиться на изменение костюмов, служивших десятки лет и для возобновления которых потребовались бы новые затраты. Полное несочувствие встретила Салле и при предложении своем поставить цельное хореографическое произведение. Недолго думая, новаторша решила покинуть Париж и укатила в Англию. Свою двойную реформу, встреченную так недоброжелательно в Париже, она задумала попытать в Лондоне. Парижская опера закрылась для нее; зато Ковенгарден-ский театр широко открыл ей свой двери…
В летописях хореографии «Пигмалион» по праву считается первым пантомимным балетом, созданным в Ковенгарденском театре французской танцовщицей Салле. Успех его в Лондоне был колоссальными. Его давали без перерыва два месяца кряду.
В Лондоне Салле поставила два балета: «Пигмалиона» и «Ариадну». Публика пришла и восторг от этих новинок. Все были поражены новостью хореографических сочетаний, а также и костюмами, тщательно скопированными с античных одеяний. Сама Салле, вопреки установившимся традициям, решилась выступить на сцене без юбки и корсажа, без взодранной кверху прически, и без всякого украшения на голове. Она была одета в простое, из легкой ткани, задрапированное платье, модель которого была снята с античной греческой статуи.
Сцену оживленной статуи Салле исполнила с удивительной грацией, показав вместе с тем свой громадный мимический талант.
Танцы и движения оживленной статуи, в образе Салле, были верхом изящества. Каждая поза просилась под резец скульптора. Этот балет с новым направлением так понравился королю, королеве и всему двору, что они потребовали его повторения в бенефис Салле. Бенефис этот выходил из ряда обыкновенных и должен быть отмеченным. Талант Салле до того расшевелил хладнокровных сынов Альбиона, что они брали билеты на этот спектакль с боя, в прямом смысле этого слова, и платили за вход баснословные деньги. Но этого мало. После заключительного выхода Салле, из лож и партера раздался стон криков одобрения и гром рукоплесканий. Отовсюду на сцену посыпались кошельки с деньгами и дождь конфет. Но сладость этих конфет заключалась в том, что вместо леденцов в банковых билетах были завернуты луидоры и гинеи. Салле, таким образом, собрала в свой карман знаков лондонского поклонения на сумму более 200 000 франков.
В том же 1734 г. Салле вернулась в Париж и поставила своего «Пигмалиона» в театре «Итальянской комедии». Музыку написал Мурре, а танцы и пантомиму составила сама Салле, дав подробные наставления главным исполнителям — г-же Ролан и г-ну Риккобини-сыну. Балет был принят с восторгом, но, несмотря на его колоссальный успех, директоры Королевской Академии не хотели помириться с этим новшеством. Только одна Салле, то покидавшая оперную сцену, то снова возвращавшаяся, упорно преследовала свою цель. Она продолжала сочинять исключительно для себя танцы с мимикою в разных операх.
В «Пигмалионе» и «Ариадне» Салле проявила двойной свой талант: и как танцовщица, и как чудная драматическая артистка. Ее мимику сравнивали с игрой знаменитой Ад-риенны Лекуврер. Англичане, сохранившие неизгладимое воспоминание о знаменитой Ольдфис, которую они только что поместили в Вестминстер, в среду великих государственных деятелей,- говорили, что в лице Салле, когда она исполняла роль Ариадны, воскрес бывший их кумир Ольдфис.
В это время в Королевской Академии появилась танцовщица — итальянка Барбарина . Ей было только шестнадцать лет, и она дебютировала в дивертисменте, вставленном в пьесу «Les talents lyriques». Благодаря красоте итальянки, ее появление на сцене было отмечено как выдающееся событие. При этом один из моралистов того времени дал о дебютантке такой отзыв: «Вчера в опере появилась новая танцовщица. Она прыгает очень высоко, у нее толстые ноги, но танцует она отчетливо. Она не без грации, хорошенькая, и ей много аплодировали. Остается опасаться, чтобы не нашлись последователи ее танцев. Мы уже видели, как Камарго, заимствовав у иностранцев свои рискованные прыжки, ввела их и у нас. Нашему легкому, грациозному, благородному и достойному нимф балету угрожает опасность превратиться в грубые гимнастические упражнения, заимствованные у итальянцев и у англичан».
Уже с того времени сказался резкий антагонизм изящной французской школы с итальянской, стремившейся исключительно к одной виртуозности. Но недолго продолжалось торжество Барбарины, и Салле снова заняла первое место как богиня грации и страстности.
В 1747 г. Салле вышла в отставку, уступив свое место Мариетте… При жизни Салле современная печать, в лице хроникеров и некоторых писателей, была несправедлива к ее таланту. Отдавали преимущество Камарго, а о ней зачастую совсем умалчивали, как будто не желая обижать ее соперницы.
Не умаляя достоинств ни той, ни другой, можно сделать следующее об них определение: Камарго была талантливая танцовщица, а Салле — великая артистка.
