Руф Сен-Дени и ее подражательницы

Руф Сен-ДениИз числа артисток, посвятивших себя воспроизведению индусских танцев, можно только отметить крайне оригинальную танцовщицу Руф Сен-Дени. Эта артистка, посвятившая себя исключительно созданию идеализированных форм проникнутого мистицизмом религиозного культа Индии, производила на публику большое впечатление. Руф появлялась на подмостках одна, без партнеров, окруженная таинственной обстановкой индусских пагод, при освещавших ее бликах меняющегося то зловеще красного, то матово-зеленого освещения. Почти в полумраке танцевала она наподобие настоящих священнодействующих девадази.

При вступлении на сцену человеческое, земное было чуждо этой артистке. Строгий, выдержанный ритм движений составлял как бы цельную мелодию античного культа. Несмотря на относительную, конечно, странность костюма, нетрудно было уловить красоту линий всего корпуса. Не подражание, а самостоятельное творчество сказывалось в грациозных изгибах эластичных рук и пальцев. Каждое движение состояло из тончайших импульсов переживаемого настроения.

Репертуар Руф Сен-Дени был не особенно обширен. Прежде всего она исполняла сцену жертвоприношения. Но это нельзя было назвать танцем. То были жесты, с поднятыми кверху руками, причем по ее бронзовым рукам, благодаря особой, индивидуальной способности, точно волны, переливались мускулы, начиная от плеч вплоть до оконечностей пальцев. Эти переливы, в связи с мимикой вдохновенного лица, сливались в одно общее гармоническое целое, служившее для выражения религиозного экстаза перед божеством, которому приносилась жертва.

Как костюм — коричневый с белым,- так и ниспадающие на плечи волосы находились в полной гармонии с созерцательным спокойствием всей фигуры артистки. От мимической сосредоточенности веяло античными примитивами.

Переодевшись в другой костюм, Руф исполняла танец со змеей и затем «танец пяти чувств», в котором талант артистки сказывался в полном блеске. В этом священном, храмовом, мистически построенном танце проходили все стадии религиозного экстаза. Грудь тяжело дышала, заостренные пальцы то судорожно сжимались, то открывались. Плавны были движения мускулов под звуки однотонной музыки. Руф изображала собой оживленную статую самой богини, перед изваянием которой артистка священнодействовала. То было искреннее творчество. Она поклонялась свету, и глаза артистки блестели от священного восторга. Обвитая гирляндами из роз, Руф прятала свое лицо в массе цветов, едва переступая мелкими шагами, и двигалась крутом богини, становилась на колени, не переставая играть мускулами своих рук и всего корпуса. Все более и более приходила в экстаз и в заключительном аккорде она мгновенно падала и съеживалась в судорожных движениях, подобно пламени, готовому потухнуть.

Автор неоднократно лично любовался танцами Руф Сен-Дени и про нее может сказать, что эта артистка представляет собой олицетворение змеиной грации с эластичной силой. Ее танцы были иллюзией чего-то чародейственного, берущего верх над реальной действительностью. В ее исполнении танцы казались каким-то религиозным священнодействием, где ритм составлял душу танца. Это было настоящее стилизованное искусство, к которому в начале XX в. с большим усердием стремятся современные балетные новаторы. Можно добавить, что видевший на сцене Руф никогда ее не забудет. Такое сильное производила она впечатление. Если настоящие баядерки в пагодах Индии проникнуты теми же священными порывами и танцуют, хотя бы наполовину, с таким экстазом, как танцует Руф,- тогда делается понятным давно установившееся восторженное мнение об этих наложницах брахманов.

Кроме Руф на разных сценах подвизались еще многие артистки — подражательницы баядеркам. Из них наиболее красивыми представительницами индийской хореографии можно указать на Тортолу Валенция и на Сахара-Джели, которые отличались поразительной гибкостью корпуса и рук. Стараясь подражать настоящим баядеркам, артистки эти хотя и вкладывали в свое исполнение известное мистическое настроение, но в их танцах преобладал чистый акробатизм. Они были не типичными подражательницами баядерок, а бледными копиями с Руф.

Особенно резко отступила от типа баядерки одна талантливая русская балерина, воспроизведенная на рисунке художника Бакста. Хотя под этим рисунком и значится подпись «артистка в роли баядерки», но следует признать, что такие рискованные «аттитюды» даже не снились ни одной из индийских баядерок Фантастический изгиб ее корпуса может служить только синтезом модернизированного балета, но ни в каком случае не дает ни малейшего представления о духе и характере танцев настоящих баядерок.

Более красиво и удачно воспроизвела этот танец певица Кава-льери. Судя по ее костюму, можно смело предположить, что артистка эта вдохновлена была танцем «баядерок».

Русские путешественники, лично видевшие, как пляшуг баядерки в Индии, рассказывали, что в современных баядерках нет ни малейшей чарующей прелести. Они крайне скептически относятся к индийским пляскам, уверяя, что, может быть, в древности баядерки и производили приятное впечатление, но в настоящее время все поэтические описания индийских чародеек совершенно не соответствуют действительности. Раздутая слава баядерок и окружавший их поэтический ореол, по их мнению, должны отойти в область преданий.

Разочарование иностранцев объясняется очень просто. Настоящих баядерок им, вероятно, не приходилось видеть. Местные же чичероне показывают туристам пляски проституток «наутш», которые, за скромную плату, расточают свои сомнительные прелести и еще более сомнительные таланты, стараясь во всем подражать монотонным танцам, исполняемым посвященными жрицами Брахмы. Этим «наутш», конечно, недоступно понимание духовного смысла священных танцев, исполняемых в храмах.

Это мнение подтверждается рассказом одного русского путешественника, описавшего танцы в Джайпуре. Очевидец, неодобрительно отзывавшийся об искусстве служительниц Брахмы, между тем, помимо своей воли, дал такое описание, которое далеко не лишено поэзии.

«Кто привык,- говорит он,- беспрестанно видеть этих танцовщиц, мало-помалу сживается с настроением, в которое погружают себя азиаты, целыми часами просиживающие в оцепенелом созерцании знакомой монотонной пляски. Пусть баядерка не отличается страстными порывами, пусть в созвучной ей музыке нет искр священного огня, зато они — воплощенная тоска и Sehnsucht мировой лирики, зато они — отражение преходящей Майи (марева явлений) в море вечного покоя. Вот одна плясунья сложила свое воздушное, изумрудного цвета, покрывало в подобие инструмента, употребляемого заклинателями змей. Губы ее как будто бы что-то шепчут. Звуки точно вздрагивают, извиваются и ползут… Девушка же надувает щеки, притворяется дудящей в свернутые складки мягкого сари, нетерпеливо движется или нехотя отбегает, словно от приближения гадов, стекающихся на глаза волхва.

Обступающие баядерки плавно равняются по сторонам искусницы, увлекают ее и сами шумно выступают вперед. Опять видишь холодные, сверкающие очи, видишь маски без улыбки, вместо молодого вдумчивого чела, и бездушный, драгоценный убор, предназначенный для зрения».

Этим описанием вполне сказывается успех баядерок у туземцев, которые, благодаря свойствам мечтательной религии, имеют склонность не к бурным порывам, а к вечно мирному созерцательному настроению.

Понимание же такого настроения доступно не всякому европейцу, не желающему углубиться в сущность мистицизма, которым проникнута вся страна, где Будда безмятежно почил в Нирване.

Rate this post