Праздник шутов

ШутНасколько наивны были танцы в праздник Ивановых огней, настолько гнусный оттенок имели праздники совершенно другого порядка. Их нельзя обойти молчанием, потому что в них танцы, преимущественно разнузданные, играли видную роль. Только во мраке средних веков, когда не были вполне распутаны и разграничены христианские понятия о добре и зле,- только в эти времена могло проявиться грубое смешение христианской религии с суеверными и мистическими представлениями язычества. В этом виновато было само духовенство, которое, в жажде собственных развлечений, изобретало шутовские церемониалы, имевшие будто бы внутренний смысл, вызывавший глубокие размышления.

Особенно типичен был созданный духовенством праздник шутов. Совершенно не соответствуя духу христианской религии, праздник этот, тем не менее, был детищем средневековья и вполне подходил к темным нравам и грубым верованиям эпохи. Конечно, в наше время немыслимо было бы допущение в храме таких кощунственных оргий, как во время праздника шутов, где святое, религиозное чувство смешивалось с самыми постыдными действиями.

Несомненно также, что такой праздник не мог исходить от такого чистого источника, как христианство. Происхождение его следует искать в язычестве, от которого долго не могли отрешиться не только новообращенные, но даже и само духовенство.

Очень широкое распространение имел этот праздник во Франции. В известные дни духовные лица кощунствовали в храмах самым отвратительным образом. Творилось это на законном, так сказать, основании, потому что празднику шутов придавали символическое значение, первоисточник которого следует все-таки искать в языческой мифологии.

Многие из первых христиан не обладали достаточной силой воли, чтобы сразу во время церковных праздников отрешиться от веселья с пением и танцами, которые были неизменными спутниками языческих религиозных торжеств; потому они, и под покровом христианства, искали случая ввести некоторые языческие обрядности. Даже первоучители, как мы уже говорили, смотрели на излишества не как на зло, а как на необходимость; духовенство, в свое оправдание, толковало свою терпимость тем, что человек, в сознании присущих ему животных инстинктов, не только может, но и должен посредством символических проявлений выражать свою духовную нищету и свое ничтожество. Таков был смысл праздника шутов, который многие считают за подражание римским Сатурналиям, на другой только основе. Сатурналии, праздновавшиеся в Риме в течение семи дней, действительно имели большой символический смысл.

Такие праздники «освобождения от рабства» существовали не у одних римлян, но и у других народов. Сопровождались они также маскарадами: рабы надевали женские наряды, головы украшали львиными, оленьими и другими масками.

В соборе Парижской Богоматери праздник шутов большей частью происходил в конце декабря. То было сплошное безобразие, длившееся в продолжение нескольких дней и ночей. Прежде всего, низшие духовные лица злоупотребляли обычаем, в силу которого законом разрешалось напиваться допьяна 26 декабря каждого года. Широко пользовались этим разрешением; начинали с того, что в церквах приступали к избранию из своей среды старшего шута, которого посвящали в сан «епископа» или «папы». Избрание сопровождалось самыми дикими буффонадами, выражавшими собой акт посвящения в высокий сан. Избранного облачали в епископские одежды, надевали на его голову митру, вручали жезл и в таком костюме водили по улицам. Придя в церковь, его сажали на епископский трон. Духовенство важной процессией подходило ко вновь избранному восседавшему лжеепископу. С его благословения разрешалось всеобщее пьянство, песни и пляски. Сам король шутов служил мессу сопровождаемую самыми безобразными действиями и сценами, совершенно противными духу религии. Лжеепископ благословлял народ, причем диаконы, иподиаконы и др., одетые в разнообразные костюмы, пили вино, пели неприличные песни и плясали с приглашенными полуобнаженными женщинами легкого поведения. Одни были одеты клоунами, греческими и римскими божествами, другие в женских платьях прыгали в уродливых масках или с вымазанными сажей лицами. В храмах во время мессы ели колбасу на алтарях, играли в карты и кости.

В кадила вместо ладана сыпали всякую дрянь, распространявшую в храме зловоние. По окончании обедни вся эта полупьяная толпа духовных лиц смыкалась в хороводы, прыгала и плясала в храме; некоторые раздевались даже донага, вымазывали себя грязью и в таком виде выбегали на улицу, с гиком и гамом бросая в толпу всякую дрянь. Неприличные песни и пляски производили отталкивающее впечатление.

В некоторых городах избранного епископа — короля шутов — носили по городу на плечах, даже входили с ним во дворец настоящего епископа, и из его окон, при шутовских возгласах и пении, король шутов благословлял собравшийся народ.

В подражание Сатурналиям и как напоминание о всеобщем равенстве людей всех сословий, духовенство и учредило праздник шутов, который устраивался исключительно одними духовными лицами. С ведома высших духовных властей, низшие служители церкви, клирики, диаконы, наряжались аббатами, епископами, Папами, причем не гнушались наряжаться в разные шутовские одежды. Делалось это с целью показать народу «равенство состояний». Надо, однако, думать, что само духовенство совсем не придавало такого высокого значения своему празднику; оно просто пользовалось случаем, чтобы безумно повеселиться, избавившись на короткое время от тяжелой кабалы, сознавая, однако, при этом, что на завтра их ожидало прежнее иго и лицемерие. Все это, вместе взятое, как бы подталкивало духовных лиц хотя бы наружным образом походить на лиц высших ступеней духовной иерархии и совершать в храмах богослужения, смешанные с самыми отвратительными, кощунственными действиями.

Торжество шутов праздновалось в разных местах на очень разнообразные манеры. В каждой местности были свои особенности, благодаря которым и праздники носили свои специальные названия: праздник иподиаконов и ослов, праздник рогоносцев, невинных детей и др.

Как правило, в начале процессии шутов вели осла, на которого надевали вызолоченную икону, концы которой благоговейно несли духовные лица. В Амьене в 1142 г. особенно торжественно было составлено аллегорическое шествие костюмированных духовных, которые по входе в собор составляли четыре группы древнебиблейских танцоров. Первая из них изображала левитов — диаконов; вторая — священников; третья — невинных детей и, наконец, четвертая — иподиаконов, причем вся эта пьяная компания, вошедши в храм, творила такие безобразия, разрешение которых казалось бы невозможным в суровые средние века.

Rate this post