Хореографическое искусство на Европейских сценах

сцена ЕвропыНовое слово хореографического искусства нашло себе отклик на многих европейских сценах, где проявилось очевидное стремление возвратиться к красотам античного мира. В некоторых балетных труппах зародился, но еще не создан новый стиль, который, составляя осколок с древнегреческих образцов, можно назвать неогреческим. Стиль этот, несомненно, есть отголосок общего «модернизма», охватившего все роды искусств, который, конечно, не мог не отразиться и на хореографии.

Нетрудно, в данном случае, провести параллель между эволюцией лирической драмы и пантомимного балета. В опере, в настоящее время, не признаются более старые, итальянские формы; свергнуты с пьедестала великие мелодисты Беллини, Верди; устарело колоратурное пение с трелями и прочими виртуозными завитками. Точно также и не в меру увлекающиеся балетные новаторы ни во что не ставят хореографическую виртуозность, требуя особенного чувства ритма и затем — одних только определенных «канонов», «линий» и внутреннего «экстаза». Насколько живуч «модернизм» в танцах, может показать только будущее. Во всяком же случае, нарождение танцевального «неогрека» показывает, что и искусство танцев не осталось чуждым той эволюции, которая совершается в области искусств вообще. Кому отдаст дань хореография: модному ли увлечению или действительной потребности к изменению созданных веками форм,- вопрос пока не выясненный. Насколько же правилен путь, избранный новаторами для погребения якобы отжившей свой век рутины в балете,- судить считаем преждевременным.

Полагаем, однако, неопровержимым, что столь желанные спутницы танца — «красота линий», изящество «форм и изгибов» и внутреннее содержание — могут быть созданы только тогда, когда будет строжайшим образом пройдена та «непризнаваемая» началом XX в. школа виртуозной техники, без которой не могли бы появиться представительницы «неогрека», сумевшие сказать новое слово в балете исключительно только благодаря опороченной «классической» школе, на которой воспитались красивейшие звезды балетного небосклона. Не следует забывать, что всемирно известные Камарго, Салле, Тальони, Гризи, Эльслер, воспетые Вольтером, Пушкиным и многими европейскими умами, были представительницами красивейших форм искусства, олицетворявшими собою не менее изящные идеалы, чем те идеалы, к достижению которых стремятся современные «босоножки», с легким сердцем обнажающие свое тело во имя якобы правды в искусстве.

Мудрый философ Сократ приносил жертву грациям. Обучаясь танцам у Астазии, он говорил об этом искусстве: «Dulce est dissipere in loco».

Вольтер неоднократно восхвалял танцы. Даже суровый философ Ф. Ницше и тот не отрицал влияния танцев на дух человеческий. Его Заратустра посвящает танцам несколько плясовых песен, причем, в управлении страстями человеческими он танцам уделяет видное место. «На ногу мою, безумную от пляски, бросила ты взгляд убаюкивающий, смеющийся. Только дважды тронула ты кастаньеты и… мои пятки выгибались, мои пальцы на ногах прислушивались, чтоб понять тебя, ведь у танцора уши — в пальцах ног его».

И в нагромождении разных чудовищных, малопонятных образов и переливов в плясовых песнях Ницше сказывается, очевидно, поклонение этому страстному искусству. Обращаясь к плясунье, Заратустра поет: «Вблизи я боюсь тебя, издали: люблю тебя, твои пляски манят меня. Я страдаю… Я танцую, я следую по пятам твоим…».

Во всяком же случае, стремление к обновлению действительно устаревших форм балетного искусства не заслуживает порицания. Литература и особенно единичные исполнительницы на мелких сценах давно подготовляли почву для дальнейшей реформы несколько застывшего в рутине балета. И попытки к реформам произведены — если не всегда удачно, то они оправдываются добрыми намерениями новаторов. Только, к сожалению, они подходят к изменению балетного строя не медленными шагами, откидывая постепенно все неудачное, но совершают хореографическую революцию с маху, с плеча, терроризируя чуть ли не трехвековые устои, на которых держалось балетное искусство.

В заключение нам остается добавить мнение древнего апологета танцев Лукиана. Он утверждает, что танцы и мимика имеют такое же древнее происхождение, как и любовь. Зародившись, как говорит он, от Амура, этого излюбленного божка древних, танцевальное искусство веселит дух и сердце человека, одновременно облагораживая нравы и развивая вкус к изящному. Шаловливый божок до сих пор не перестает быть кумиром и современного человечества, потому, пока будут существовать народы на земном шаре, не иссякнет у них и любовь к танцам. Это объясняется еще тем, что всемогущею жрицею Терпсихоры была и будет женщина, олицетворяющая собой неизменный идеал красоты и любви, перед которыми преклоняется все живущее на земле.

Искусство, конечно, может видоизменяться, но танцы, названные Ламартином «гармонией тела», как красивейший и живой источник радости и веселья, чтобы ни говорили порицатели танцевального искусства, будут существовать на нашей планете вплоть до ее исчезновения.

Rate this post