Итальянские салонные танцы вместе с соединенными с ними правилами постепенно прививались во французском обществе. Тут они принимали более изящные формы, соответствовавшие духу французской аристократии. Появление этих танцев началось уже со времени царствования династии Валуа. Эпоха эта, считавшаяся веком придворных интриг и любовных похождений, была очень благоприятна для развития хореографии. Из желания нравиться женщинам и в угоду их вкусам, как в обществе, так и при дворе устраивались беспрестанные балы. Там был вечный праздник.
Страсть к танцам охватила не одни только придворные сферы, но и средние слои общества, потому вполне естественно, что для усовершенствования в хореографических познаниях появилась надобность в учителях танцев и печатных руководствах. В это время вышло в свет хореографическое сочинение французского каноника Туано Арбо «Оркесография», написанная в форме диалога автора с его учеником Каприолем. Этот первый серьезный труд, напечатанный при Генрихе III, был уже настоящим самоучителем тогдашних модных танцев — паваны, бранлей, куранты и прочих. Благодаря этой книге сделалось несомненным, что в то время танцы как развлечение буржуазии были подчинены некоторым определенным правилам и музыкальному ритму.
Во всех этих танцах сказывалось несомненное влияние Италии. Оно и не мудрено, потому что лучшими учителями танцев в Париже были итальянцы. Так, в 1584 г., в Париже славился Помпео Диабоно, профессор хореографического искусства, выписанный из Милана Генрихом II для обучения танцам своего сына.
Умение хорошо танцевать играло в то время немаловажную роль для приобретения положения в обществе. Кроме того, хорошие и ловкие танцоры легко находили себе богатых, титулованных невест, и отличавшиеся в этом искусстве всегда нравились женщинам. XVI в. был эпохой, когда искусство нравиться женщинам составляло культ.
Такое явление преемственно сохранилось до очень недалекого прошлого минувших царствований. Можно пересчитать немало лиц, которые при дворах «вытанцовывали» и «вытанцовывают» себе места и чины. Ловкость во время танцев придворного кавалера в глазах великосветских дам долгое время считалась достоинством, сплошь да рядом ведущим к почестям.
Пользовавшиеся громадным успехом величественные танцы стали изменять свой строгий характер при Екатерине Медичи. В королеве сказалась итальянская кровь. Медленным темпам она предпочитала легкие прыжки и оживление в танцах. Вместе с торжественной стали танцевать и веселые и вольту, в которых мужчины делали прежде прыжки. Только с приездом Екатерины во Францию последовало настоящее возрождение хореографии. Королева перенесла из Италии и артистические наклонности своей семьи Медичи. Возрождению танцев способствовала и совершившаяся при Екатерине быстрая перемена моды. Уничтожены были длинные платья, мешавшие движениям; тяжелые материи были заменены более легкими, обрисовывавшими формы. Такому новшеству охотно подчинились дамы, потому что это дало им возможность, во время танцев, щегольнуть своими изящно обутыми ножками, до того времени тщательно скрывавшимися.
Сами танцы в конце XVI в. имели очень скромный характер. Дамы отличались особой во время танцев стыдливостью. Модную они исполняли с опущенными глазками, что не мешало им, однако, бросать иногда моментальные, многозначительные взгляды на своего партнера.
Франциск I лично очень любил танцевать, поощряя к этому занятию своих приближенных. На его балах особенно заметна была сестра короля, Маргарита Валуа. Ее танцы обращали на себя всеобщее внимание. Любимым ее танцем была павана, в которой она не имела соперниц, считаясь идеалом грации. Слава об ее искусстве перешла даже за пределы Франции. Дон Жуан Австрийский, вице, король Нидерландов, инкогнито приезжал в Париж на один только день с исключительной целью полюбоваться изяществом грациозной принцессы.
Регентство Екатерины особенно обильно было придворными балами и празднествами, которыми королева нередко пользовалась и для политических целей. К числу таких празднеств следует отнести устроенный регентшей праздник на границе Испании, в Байонне. Этот праздник отличался своей оригинальностью. Он был дан на открытом воздухе. Для обеда были устроены на одном островке двенадцать беседок с накрытыми столами. Из главной беседки, где помещались царственные особы Франции и Испании, видны были все остальные беседки, где обедали придворные. Прислуживали фрейлины королевы, одетые нимфами и наядами. Кушанья подавали приходившие из лесу сатиры. Казалось, что этот праздник был устроен каким-либо мифологическим божеством. Во время обеда пирующих развлекали специально приглашенные крестьяне, исполнявшие целый ряд народных танцев. Тут были собраны представители всех ближайших провинций в их национальных костюмах. Плясали они попарно и группами, под звуки своих местных инструментов. Провансальцы плясали под звуки тамбурина и флейты; бургундцам аккомпанировал маленький гобой; бретонцы танцевали веселые бранли и «passepieds» под звуки скрипок; бискайцы лихо танцевали мориску.
По окончании обеда весь двор принял участие в «серьезных» танцах того времени; исполняли павану — испанскую, pazzemezo — итальянскую, куранту — французскую, бурре, пассепье, шакону и др.
