Особенностью античной хореографии была непонятная для нас мимика рук. Сочетанием пальцев изображались, очевидно, более тонкие ощущения, не передаваемые жестами, но, к сожалению, мы не можем понять очень распространенного на коринфских вазах и афинских барельефах изображений менад с отделенным от других большим пальцем, а также встречаем такое сочетание на древнейших барельефах и статуях. Непонятен также жест с отделенным выпрямленным указательным пальцем, когда он не должен выражать ни молчания, ни прислушивания. Кисти рук имели два очень распространенных спокойных положения, с которыми изображены очень многие боги, как Зевс, Афина-Паллада, Аполлон, Афродита и др. Это — изящные положения с постепенно более согнутыми пальцами, начиная с мизинца, и кончая более выпрямленным указательным, а также положение с пригнутым безымянным и средним пальцами — жестами, усвоенными и нашей хореографией.
Античная пластика не боялась углов и прямых линий в жестах и позах, и это составляет существенное отличие от правил нашей хореографии.
Причина этого в следующем: техника движений складывалась при посредстве художественного творчества, только в зависимости от главного условия — естественности и удобства этих движений для тела. А в этом «удобстве» движений не могло не быть угловатостей. так как само тело в естественных своих сгибах имеет непременно углы и прямые линии.
Перегиб корпуса, так редко практикующийся в пашен хореографии, был необходимой позой античной пляски. Пляски с перегибом корпуса вправо, влево, назад и вперед сопровождались соответствующим наклоном и закидыванием головы (как пляски менад), и фипалом каждого pas были декоративные движения рук, т. е. наши port des bras, причем кисти рук принимали те положения, о которых мы говорили.
Пляска всегда начиналась с позиции, соответствовавшей нашей первой позиции, состоявшей в сдвинутых вплотную ступнях ног.
За немногими исключениями несовпадение и беспорядочность движений партнеров но отношению друг к другу, кажется, было даже правилом. Исключение представляют пиррические пляски, где танцуют все однообразно. Таким образом, в античном массовом или ансамблевом танце все участвующие были как бы солистами, т. е. исполняли один общий танец независимо друг от друга; и единственно, что было обязательно общим для исполнителей, это идея танца и его ритм.
Мнение В. Светлова и некоторых других исследователей античной пляски, что партнеры никогда не брались за руки, и приводящих как исключение группу «трех танцовщиц», которые держатся за руки, — это мнение кажется нам не вполне верным. Есть много античных групп, которые мы принимаем за тапцующие ансамбли, в которых участвующие держатся за руки. Вышеприведенное мнение верно только в том пункте, где говорится о том, что античные танцоры не прикасались к телу друг друга (т. е. не брались за талию), что было правилом.
Правила, приведенные здесь, вовсе не исчерпывают грамматики античной хореографии — оркестики, и по ним вряд ли можно безошибочно восстановить даже предположительно структуру античной пляски и танца, так как, повторяем, до нас дошло слишком мало сведений, и притом не укладывающихся ни в какую систему. Вышеприведенные правила являются лишь результатом современных исследований античной иконографии и скульптуры.
Оркестика, хотя обладала подробным кодексом хореографических законов, но за исключением ритуальных богослужебных плясок и пиррических, пользовались ею без особой педантичности. Во все виды позднейших светских , и сценических танцев вкладывалось больше индивидуальной фантазии и изобретательности, чем оркестических правил.
